|
|
***
Здесь полынь горчит историей Древнего Рима,
Здесь обломки мидий ранят босые ноги,
И, подчинены не нам, но вечному ритму,
В небеса уносятся искры, слова и ноты.
Здесь песок бывает красным не от заката,
Здесь нельзя бояться, но можно любить и верить...
Остаются в веках только море, стихи да камни,
И всегда опасен весенний разбойный ветер.
***
Вдоль -
По чёрной, озябшей, ночной Одессе,
В дом,
Где не было, нет и не будет детства,
Вверх -
Там просинь, луна да шальные звёзды.
Век
Не видывать здесь мне ни зим, ни вёсен.
Свист
Разбойничий да неживые лица...
Ввысь -
К Полярной звезде, чтобы с нею слиться!
Стон,
Удар, а потом - замолчу навечно...
Что,
Неясно, зачем я лечу на свечку?
Прощание
В этом тёмном трамвае, скользящем к вокзалу,
Мы с тобой целовались, и тихо сползала
Тьма на город - герой анекдотов и хроник
Криминальных. Порой кто-то слово проронит
Неожиданно терпкое, с лёгкой горчинкой -
Несомненно, из тех, что блестящей песчинкой
Исчезают в часах нашей жизни и боли,
Как с рассветом роса в зеленеющем поле
Битвы.
***
Не уходи, мой друг,
Пока трава вокруг,
Покуда пламенеет
От маков алый луг.
Не уходи, пока
Звезда ещё близка:
Слегка её коснёшься -
Отдёрнется рука.
Не торопись туда,
Где чёрная вода,
Где навсегда застыла
Последняя беда.
Не уходи. Прости.
Меня вперёд пусти.
***
Запах моря пьянит сильней массандровских вин.
Продолжают волны свой нескончаемый спарринг.
Молча ходит чайка, важная, как пингвин
Или преподаватель на пропущенной паре.
Вместе с водорослями и сором несёт волна
Нереиды, забытой с античности, сладкое пенье.
Море щедро, не скупясь, угощает нас
Леденцами погибших медуз со сливками пены.
Зимний ветер резко, влажно бьёт по глазам
И закатный прибрежный песок становится медью.
Ноги вязнут в нём, и не уйти назад.
Утихающий шторм печально сулит бессмертье.
***
До чего хорошо и спокойно в лесу по утрам!
Скрипнет ветка, над мышью проворной чуть выгнутся стебли,
Или трелью зальётся щегол, или вдаль по делам
Реактивный снаряд пролетит, асфодели колебля,
И опять безмятежен Природы-праматери храм...
Анжею
А на твоём лице - отсвет ночных фар,
Отблеск дорожных луж, злых фонарей свет.
Дрогнет в руке рука, в горле замрёт строфа.
Ненадолго с тобой встретились мы в Москве.
Брат мой, далёкий брат! С честью прошли то,
После чего во тьме жидкий огонь - кровь.
Не остановит нас серых дней решето,
Глаз не запорошит пригоршня звёздных крох.
Снова аэропорт, россыпь людских сот.
Снова легендой стать тем, кто прожил - быль.
Но небеса согрел, призрачен и высок,
Свет звезды Люцифер, свет свободной судьбы.
ПЕРЕВЁРНУТЫЙ КРЕСТ
***
Ныне из вен, отверстых ветрам, течёт золотая лава,
И на излом земную кору все пробует, тяжела:
Зришь ли, безумец, ставший Творцом, величье литой оправы?
Бьётся уже не сердце твоё - трепещут колокола!
Ныне тебе, шальной демиург, назваться Всевышним время:
Вот на лавинном гребне ладья - светило иным мирам;
Кровью твоею сыты ветра - и ныне ты Царь над всеми;
Время воспрянуть безднам морским, гордыню забыть горам!
Радуйся, зри безумие сфер, симфонию недр послушай,
Властной рукою ты прикоснись к обломкам священных лир!..
Тихо сквозь пальцы капает кровь, и сердце стучит все глуше.
Рану зажать уже не суметь. Пускай веселится мир!
***
В который раз: война, свержение тиранов,
Расцвечены огнем ночные небеса...
Мне в детстве повезло: достались вместо храмов
Величественные спокойные леса.
Но шалая судьба, как вспугнутая птица,
Вспорхнула, унеслась от светлого ручья.
Мне в лес, в мой давний дом суметь бы возвратиться,
Чтоб всласть дразнить скворцов и белок приручать,
Улыбкою встречать дождя слепого нити,
Рукою проводить по пологу в росе,
И в котелок бросать чернику и бруснику,
И жарить над костром пузатых карасей,
Затокою речной скользить за песней следом,
Смахнувши серебро паучьих лёгких пут...
Но душу выжгло мне просоленное лето,
И в звонкие леса я позабыла путь.
Я не вернусь туда. И сладостной отравой,
Вскормлённой зноем, напоённой синевой,
Степное жаркое хмельное разнотравье
Навек сомкнется над моею головой.
ИЗ ЦУРЭНА
***
1
Как лист увядший падает на душу,
Уходят в море наши корабли.
Нам утешеньем будет солнца блик:
И се - закон, и как его нарушишь?
Спасаясь от кинжала и петли,
Измучены безмолвием и сушью,
Мы покидаем эту злую сушу
Навеки. Без прощаний. Без молитв.
Всё позади: предательство, опала,
И смерть любимых, и сожженье книг.
Разорвана связующая нить,
Но горсть земли - у каждого - на память...
И так светлы в безумии своём,
Как будто мы до цели доплывём.
2
Как лист увядший падает на душу,
Так в вечность наши падают слова.
В преддверьи ноября, ветров и стужи,
Застыв, оцепенели дерева.
Не говори ни слова! Слушай, слушай!
Сегодня ты на пир последний зван,
Но погребальный колокол нарушит
Всю гибельную прелесть волшебства.
Молчи, как дерева вокруг! Тони
В таинственном, безжалостном безмолвьи!
На берегу сереющего моря
Колени отрешённо преклони!
Сражаться с вьюгой - свыше наших сил.
Но мне ноябрь рожденье подарил.
3
Как лист увядший падает на душу
Тому, кто не забыл про отчий кров!
Сидящему под старой тёмной грушей
Осталось только шорох листьев слушать:
"Всё к лучшему в сём лучшем из миров".
Хочу, где хуже, если этот - лучший!
Но не уйти от равнодушных крон.
Зачем мне мир, где затыкали рот,
Где лгал и притворялся неуклюже,
Где прятался от смерти, словно крот,
Где звон мечей, где снова льётся кровь?..
Но память ностальгии не заглушит.
Кому расскажут две семёрки строк,
Как лист увядший падает на душу?
Прощальный диалог памяти Цурэна
1
Как лист увядший, падает на душу
Разлука (или, может быть, судьба?)
Мы в клетке. И не вырваться наружу,
Не докричаться: "Господи, избавь!"
От идолов, стоящих на гробах,
Я уплываю. Прочь из царства стужи,
Из бедности, отчаянья, удушья,
Что создали тирана и раба!
Отыграны комедии и драмы.
Но ты, малыш, воробышек, подранок,
За то, что не увидимся - прости!
Останешься, захлёстнута любовью,
На пирсе. Плоть от плоти, кровь от крови
Ты - здешняя. Тебя мне не спасти.
2
"Как лист увядший падает на душу" -
Торжественно-печальные слова.
Ты молчалив, замотан и простужен,
А в мире не осталось волшебства.
Ты уплывешь к далёким островам,
Рисованным на картах черной тушью,
Там будешь чьим-то другом, чьим-то мужем,
Там чьи-то руки будешь целовать.
Забудь же наших поцелуев горечь,
В последний раз взгляни на этот город:
Он штурмом или штормом будет смыт...
Но был закат пронзительно-сиренев,
Но ты взахлёб читал стихи Цурэна -
На волоске от нынешней зимы...
НОВОЕ
***
Здесь такая тишина, что хана,
Что в замке переломались ключи,
А к виску прильнула вена-вина,
Доверительно, тихонько стучит:
Я неслышно разорвусь, ты не трусь -
Не успеешь опустить головы.
Станешь блеском аметистовых друз,
Станешь шелестом рассветной листвы.
Листьев шелест? Только тьма и зима.
Самоцветов бы - вокруг только снег.
Я в сознаньи. Так не сходят с ума.
Вытекает молча жизнь из-под век.
***
От тоски, от которой не хочешь - а взвоешь,
Да в стихи; чтоб увидеть: твоё волшебство - лишь
Листопад. Это всё, что ты прожил и нажил.
Невпопад твоя боль, словно в чайнике накипь.
Не листвой обернётся исписанный ворох -
Бечевой возле горла, пустым разговором -
Ни тепла, ни любви, ни уюта, ни дома:
Спазма мгла.
Холод.
Боль.
Боль.
Удушие.
Кома.
Запахи
памяти Андрея Шалова
Металл. Нагретая солнцем машина.
Весенняя поросль. Поля.
Стёртая об асфальт резина.
Трава. Смола. Кровь. Земля.
Лекарства (запах тревожный и долгий).
Кровь. Сигаретный дым.
Земля с неснятой обуви в доме.
Водка. Валокордин.
Цветы. Потревоженная извёстка.
Автобуса старого стынь.
Земля под лопатой. Пламя над воском.
Цветы, цветы, цветы...
***
Мокрые заросли краснотала.
Зябко под мелким дождём
Идти с похорон друга.
Карфаген
В храме бога Благополучия
Нас немного уже осталось:
Нас осталось около тысячи
Из несдавшегося Карфагена.
Говорит мой муж: "Может, лучше бы
Сдаться? Войско уже устало...
Пощадят, быть может..." Смотрите же,
Что осталось от града-легенды!!!
Сотен девять здесь перебежчиков -
Знать, несладко жилось им в Риме!
Гадсрубал (он муж мой) - начальник.
Сыновья наши. Двое. Дети...
Те ж, кому прощенье обещано -
Вы смотрите на них, смотрите! -
Как покорно, склонивши голову,
Молча вышли из цитадели.
Так покорно склоняли голову,
Выдав город на разграбление:
После первого ультиматума
Нами преданы были заложники.
Мы, забыв о славе и гордости,
Не услышали "esse delendam",
Всё казалось не так уж страшно...
Но опутаны были ложью мы.
Вновь из Рима приказ последовал:
"Сдать оружие!". До последнего
Мы ещё на что-то надеялись,
И не слышали запаха гари...
Роковое сказано слово:
"Carthaginem esse delendam!"
И - "Разрушить!" - приказ был отдан.
Наконец-то мы испугались!
Тетиву из волос мы вили,
Мастера ковали оружье,
Отражалось жгучее солнце
От блестящих отточенных лезвий.
И, единым дыханием слово:
"Карфаген не будет разрушен!".
...Но от голода мы слабели.
Но уже подступали болезни...
И восходит чёрное солнце.
Слава города Карфагена! -
Гадсрубал командует: "Сдаться!"
И выходит в объятия плена.
Я не дам погибнуть с позором!
...И взбирается пламя по стенам,
И сгорают в огне мальчишки...
Carthaginem esse delendam!
Carthaginem esse delendam!
Carthago delenda est...
Европа-блюз
В Европе осень.
Витражи паутин от утренних рос повисли,
Запоздалое солнце поджаривает барельефы со львами,
Уворачиваясь от ряби, водомерки скользят по Висле,
И рельефно впечатан в лазурное небо Вавель...
В Европе осень.
В приторно-красной подсветке эффектно застыли девчонки -
И листва, и лица на улице в отблесках алых,
И лениво глядит из Амстеля сытая чомга,
Шестицветие флагов отражается в чёрных каналах...
В Европе осень.
Запоздалой акации цвет кружится в мерцающем танце -
В нём свобода и братство, и можно не думать о равенстве,
И плывут облака по зеркальным панелям Дефанса,
И Эйфелевой башни луч рассекает пространство...
В Европе осень.
Я не хочу возвращаться.
Над Москвою торфяников дым, удушливы ночи, несносны дни,
Там Москву съедают с востока огни, огни, огни...
Я не хочу возвращаться.
Потому что вражда, как несвежая пища, чувствуется нутром,
Потому что любая кровь отзывается на погром...
Я не хочу возвращаться.
Потому что за гарь и страх виноватым не будет числа,
И осколки оконных стёкол густо покроет зола, зола, зола...
Я не хочу возвращаться.
В Европе осень.
Я не хочу возвращаться.
В Европе осень.
В Европе осень.
В Европе осень.
***
Не выпрашивать, не вымаливать -
Одиноко ступать по городу,
Создавать сапфиры из воздуха,
Отражаться в них, и разбрасывать
Россыпь синюю - брызги горечи,
Глубины, сверкающей гордости.
Капли синей тьмы соберут потом:
Будут ползать в поисках крохоток
По белёсой пыли, в густой траве,
В тех домах, где раньше бывала ты.
Красотой камней залюбуются,
Озарятся чистейшим воздухом,
И осыплют небесным бисером
Твой венок - серебро с чернением,
Украшение для надгробия.
Не согреться тебе сапфирами...
***
Сладко путать языки
Так бармен коктейль мешает,
Так лиса хвостом сметает
След, идущий от реки.
Сладко доверять реке,
В дробном отражённом свете
Плыть по лету - не по Лете,
Дымкой тая вдалеке.
Сладко дымкой ли, дымком
Растворяться над рекою,
Никого не беспокоя,
Не тревожась ни о ком.
Блеск монетки в глубине,
Деловитых чаек стая...
Если я совсем растаю,
Просто вспомни обо мне.
Полёт
Тяга ввысь, сладкий морок, манящая злая отрава,
Или времени бег, поджимающий стрелки в часах...
Для любого из нас испытаньем - кромешное право
Оставаться с судьбою один на один, в вышине, в небесах.
Кто у горла не чувствовал страха прозрачные лапы,
От невнятной, но близкой опасности навеселе?
Кто умён, тот прощается - вслед отходящему трапу -
Потому что мы чужды полёту и смертны на жадной земле.
Не гляди в иллюминатор, жена Лота:
Облака внизу, стылое стекло, тусклое стекло;
Иней на крыле, иней на крыле самолёта...
За каким же чёртом нас сюда занесло?
Вот вираж - отрываясь от шара, выходим из круга;
И роскошное небо по правому борту легло,
И ремень безопасности щёлкнул, прижавшись упруго...
Но предчувствие вдруг в позвоночник вопьётся тупою иглой.
Вдруг себя ты почувствуешь камнем, болванкой, балластом -
Дрожь в руках и внезапный озноб, вязкий холод в крови;
И с тобой остаётся лишь то, что земле неподвластно:
Коль достоин - так дружба, а коль повезёт - так немного любви.
Не гляди в иллюминатор, жена Лота:
Облака внизу, стылое стекло, тусклое стекло;
Иней на крыле, иней на крыле самолёта...
За каким же чёртом нас сюда занесло?
Леденец за щекою - нехитрое наше оружье
Против боли в груди, перемешанной с мутной тоской...
Но неважно, взрывчатка ль внутри иль ракета снаружи -
Не спастись ни от дури людской, ни от пламенной злобы людской.
Сквозь разлом и распад, развороченный дюралюминий,
Орхидеей раскрывшийся в море густой синевы,
Пробивается наше дыханье - серебряный иней:
"Долетите, друзья! Долетите, друзья! Долетите хоть вы!"
Не гляди в иллюминатор, жена Лота:
Облака внизу, стылое стекло, тусклое стекло;
Иней на крыле, иней на крыле самолёта...
За каким же чёртом нас сюда занесло?
***
Из простуженной,
унылой,
грязной,
промозглой Москвы,
Что просится рифмой -
и то неточной -
к тоске и доске гробовой,
А из точных рифм -
лишь лягушечий сдавленный крик "увы!",
Вырываюсь в онлайн,
в виртуал,
в интернет - я уже надышалась Москвой.
К нереидам на Чёрное море,
в деревню в глушь,
с корабля на бал...
Брест-Унгены заперты? -
значит, по другим серверам,
как по льдинам -
есть шанс пробежать в ледоход.
И коннект прерывист, как пульс,
как дыхание,
как судьба -
Это мой побег
(неуместной зеленью в ноябре),
это мой Исход.
Морю крови,
пролитой зря,
ещё сомкнуться за мной.
Словно провод, обнажается берег -
успеть самой
и кого-то ещё спасти...
И ревниво косится на меня
заплывающий пьяной синюшностью
шар земной,
Вращающийся крысою на верёвке,
не выбирая пути.
***
Пророчества стекают золотистой вязкой смолой.
Солнечный луч упёрся в горло острой стрелой.
Фотографий ломки крылья. "Поехали!", - крикнул Икар.
Нам ещё взлетать, нам ещё вдыхать облака,
Выпуская блажь, морок, стих - подальше от стынущих губ...
И дуэльные косточки вишен рассыпаны на снегу.
В Бад Зодене
В Бад Зодене, курортном городке
Недалеко от Франкфурта-на-Майне,
Гуляли мы с соавтором в начале
Спокойной осени, почти что лета -
И видели ухоженные парки,
Фонтаны с минеральною водой,
Похожие на жёлтые тюльпаны,
Холмы-изгибы улочек старинных,
И прихотливый разноцветный дом,
Чей автор - архитектор Хундертвассер,
Такой немецкий Гауди, точней,
Еврейский (впрочем, это уточненье
В последние полвека так же стёрлось,
Как мостовые улицы центральной)...
Потом мы сели около фонтана,
И золотистый шорох двух берёз,
Узорчатые тени, солнце, блеск
Воды на кромке чаши - всё вокруг
Неторопливо радовало глаз.
Мы что-то обсуждали, но лениво -
Скорее безмятежно наслаждались
Покоем, светом, тишиной; когда
К фонтанчику подъехала машина
Забавно-яркая (детей катают
Такие же машины в Луна-парках).
Оттуда вышел бодрый старичок,
Он в пластиковый розовый стакан
Набрал воды, подал седой старушке,
Что с ним приехала, другой же выпил сам,
И улыбнушись, обратился к нам
Приветливо, сказав: "Мне девяносто
Лет. Эту воду пью уже давно,
И оттого я полон сил и жизни.
Вы тоже пейте воду, молодые,
И доживёте до моих же лет,
И так же будете любить друг друга,
Как мы с женою!" (Видно, приняв нас
За пару). Вновь лучисто улыбнувшись,
Он укатил в смешном автомобиле.
И долго мы ему смотрели вслед...
Он был настолько гармоничен здесь -
Где в воздухе самом растворены
Уют, доброжелательность, тепло -
Что вдруг подумалось: "Да, девяносто...
Когда была война - примерно тридцать.
Кем был он, что он делал в ту войну?.."
Внезапно поняла - мне всё равно.
Он прожил жизнь. Он и его народ
Создали на руинах пораженья -
Стократ заслуженного! - ту страну,
Куда я приезжаю, как на праздник,
В Россию возвращаясь, как в беду.
Моим дедам, увы, не удалось.
Моим друзьям в России - не удастся.
А я? Меня, считай, и вовсе нет.
Я лишь могу остановить мгновенье
То - с ясным небом, шелестом листвы,
И запахом травы, нагретой солнцем,
И привкусом железистой воды -
В Бад Зодене, курортном городке...
***
Наступает зима. Солнцу за горизонт, нам под ветром склониться,
Потому что крыльев не отрастить, не улететь на юг...
И от уборщицы в лифте внезапно пахнУло больницей:
Ненавижу этот запах с детства - и всегда его узнаю.
Казённая манная каша, хлоркой вымытый пол,
Здание в потёках дождя, с вечными сквозняками,
Где из всех лекарств - витамины да димедрол,
Где сжимаешь зонд исколотыми руками.
Перед отделением - мельтешенье болоньи, шерсти и фетра:
Родственников могут впустить в палату, но не выпустят нас;
И родители медсёстрам тишком вручают конфеты,
Жалко пряча шоколадную взятку в кулёчки, не поднимая глаз.
Беззаботное детство... Жгута на предплечье плеть,
Серые одеяла над измятостью давней постельной,
И потухшие лица тех, кто согласился б о л е т ь -
А вот это и впрямь - опасно, заразно, смертельно...
***
Чёрный набросок деревьев на голубой акварели,
Ледяное лото под ногами - вечности не сложить.
Мы давно горим, но ещё пока не сгорели,
Опаляя копотью недостигнутые рубежи.
Наши песни не к месту, мы обломки эпохи старой.
Пусть далёко виден огонь - но никто не придёт к костру.
Здесь от холода рвутся струны, трещит по швам гитара,
И горят наши щёки на хлёстко-злобном ветру.
***
Письмо - холодный платок.
К воспалённому лбу приложить,
Впитывать влагу слов.
Зачерпнуть пригоршню фраз.
Смыть дыхание города,
Опалившее ресницы.
Отхлебнуть немного метафор.
Медленно покатать их капли на языке,
Ощущая прохладу тающих льдинок-рифм.
И самой сесть за чистый лист бумаги.
***
В это время так просто творить: дыши на стекло -
Расцветут, сверкая, искрясь, невиданные орхидеи.
Отломи ледяное стекло на память, гляди на излом -
Не от стужи, от восхищения холодея.
От готически чёрных дерев на снегу кружевная тень,
Бриллиантовый звон сосулек, сбитых рукою...
Это просто декабрь, это день рождения, день
Посредине ясного месяца логики и покоя.
***
Стихотворная чёрная горечь,
Что не греет, лишь голову кружит,
Отзывается спазмом в сердце,
Откликается болью в лёгких -
Вот такой нам нектар дарован,
Вот такой отравленной кровью
Нам пропитывать крылья бумаги,
Отпуская на волю - слово...
ХОРОШО ЗАБЫТОЕ СТАРОЕ
***
Этой ночью ещё не время сжигать мосты.
Как волной на берег, выброшена делами
От мерцанья экрана, звонков, суеты, духоты -
В переулок, пахнущий мокрыми тополями.
Снова дождь; темнота - экономят на фонарях.
Под ногами пружинит город. Скоро уеду.
И дорога рассыплется, словно эхо в горах
Впереди вождя, призывающего победу.
***
- Не ходи во Фригию, Юлиан,
Изгони сперва христиан из войска!
- Я философ, император, но не тиран -
По империи пойдут беспокойства...
- Не ходи во Фригию, Юлиан!
Смерть кошачьим глазом глядит тебе в спину!
Бед не оберёшься от христиан,
Суждено тебе во Фригии сгинуть!
Ах, пророчеств тёмных густой туман,
Предсказаний страшных глухие тени...
"Не ходи во Фригию, Юлиан!" -
Только не спасает предупрежденье.
И уже роса поутру блестит -
На траве рассветные сохнут слёзы.
Снова приближается стук копыт -
Стычка пограничная - несерьёзно...
Правду прорицал в давнем прошлом жрец:
И, ударом в спину, как колос, срезан
Падает с коня император-мудрец.
Меркнет свет. Последний уходит Цезарь.
Перебирая фотографии
В городке бельгийском, что возле Льежа,
Шёл несильный дождь и уже смеркалось.
Под плакучей ивою у Мааса,
На скамейке мокрой, прижавшись тесно,
Мы с тобой сидели и пили пиво.
Чёрный зонтик нас укрывал от капель,
Под мостом бесшумно скользили баржи,
Бестолковые суетились утки,
В тишине слегка шелестели ветви,
Облака светились в воде небыстрой.
2003
***
И остались от Древнего Египта
Лишь папирусы да пирамиды...
Если алой кровью белый камень
Пропитать достаточно обильно,
Из таких камней потом воздвигнуть
Как скалу массивную гробницу
(Чтоб размером эдак с поселенье),
А у входа сфинкса взять во стражи
(И его умывши кровью вдосталь) -
Шансы есть, что испугаешь время,
И оно отступит осторожно,
И вокруг ходить на мягких лапах
Будет, но твоё не тронет имя...
Есть ещё другая вероятность:
Коль отпустишь времени навстречу
Слово - точно бабочку-белянку,
Рифму - большеглазую стрекозку,
Мысль - пчелу, беременную мёдом,
Время может сохранить в ладонях
Не тебя - но то, чем ты прекрасен:
Искру от звезды твоей далёкой,
Голос твой, дыхание и нежность...
Хостинг проекта осуществляет компания "Зенон Н.С.П.". Спасибо!