|
|
Из Марка Сульпиция Марона
I.
На пиру у Петрония Арбитра
Ты напротив меня лежала, дева.
Расстоянье меж нами было меньше
Летней ночи короткой, воробьиной.
В этот день я не пил заздравной чаши
И не тешил собравшихся стихами.
Те, кто видел тогда меня впервые,
Видно думали: "Варвар с гор Альпийских".
Раб Петрония нес мою записку -
Это сердце мое он нес на блюде.
А когда возвратился он с ответом -
Это сердце мое ко мне вернулось.
"Извини мне, Петроний, что покину
Раньше времени пир твой," - говорил я.
А Петроний лукаво улыбался
Мне в ответ, искушен в делах Венеры:
II.
Мой слуга, приносивший жертву Ларам,
В умиленье поверг меня, Петроний -
Он просил сохранить его подольше
В этом доме, при мне - до самой смерти.
А меж тем я его за нерадивость
Упрекаю, и даже бью порою.
Видно, что-то в моем дому такое,
Что в иных - и богатых - не бывало.
Почему же душа моя, Петроний,
Не умеет нигде найти приюта -
Ни в веселых кварталах возле Тибра,
Ни на самом холме Капитолийском?
Видно, Ларам я чужд и неугоден -
Их неловкой рукой переставляю,
Необильную им дарую жертву,
Иль не с должным почтением прошу их:
Нет, не это причина - просто сердце
Своим домом считает мир огромный,
И не может нигде найти порога,
Где домашних богов своих поставить:
III.
Где голос птицы из ветвей слышен,
В листве сокрытый, но при том - явный,
Себе построил я шалаш малый,
Вполне достаточный для сна, впрочем.
А в перерывах между сном - бденье,
Где песню сладкую поют губы,
И только легкого дождя капли
Питают душу и целят тело.
Когда захочется узнать ветер -
Я просто руку подниму кверху.
Целует влага, значит он - с моря.
Песок кусает, значит он - с суши.
А тех любимых, что вдали, в Риме,
Я имена уже забыл, каюсь:
Возьми все подати себе, Цезарь,
А мне лишь малое оставь - лиру.
***
Дождь шел целый день, и всю ночь, и устал,
И вот - на рассвете - уходит куда-то.
Тяжелая капля на кромке листа
Дрожит обнаженно и чуть виновато.
Забывший дорогу рассеянный свет
Неловко, на ощупь, проходит меж веток,
Как будто он не был здесь тысячу лет,
Но хочет еще побывать напоследок.
Как легок был сон, когда пела вода,
И гром отдаленный ворчал, затихая.
Как свет непривычен. Так ждущие рая
В воротах, помедлив, не верят: "Туда?.." -
И за провожатым идут по следам,
По мокрой земле осторожно ступая.
***
Ночью на кухне. Дверь закрыта, и сбереженья
Все - на столе: это - книга и чашка чаю.
Если же мир наш есть мое лишь воображенье -
Значит, не так уж я и плохо воображаю.
Пробуя небо робким пальцем (а вдруг - утонем ?),
Я в облака погружаюсь, как в пену ванной,
С корочкой хлеба приглашенный на "Пир" Платона:
С ложкою дегтя - к бочке меда обетованной.
Кстати сказать, этот опыт хотя и горек -
Может лишь он нашей жизни подбавить пара,
Как говорил незадачливый алкоголик,
Позднею ночью кем-то выкинутый из бара.
Вот он встает и, чуть пошатываясь, уходит.
Вот он идет по шоссе: два часа - и дома.
Ночью на кухне - тишина и бодрящий холод,
Книга и чай остывающий - пир Платона.
Наброски к поэме "Иерусалимский квартет"
1.
Я спутал все карты, держа на весу...
Я в царстве Урарту ходил по лицу
Великих владык, возжигая огонь,
И на ухо пикам шептал: "Вавилон..."
Шептал: "Вавилон, я тебя не боюсь.
На реках твоих я сижу и смеюсь..."
Но строгих традиций застыла стезя,
И, хочешь, не хочешь - не плакать нельзя...
Вот сорвана ветка, и струны на ней.
Далекому пращуру скрипки твоей
Внимая, ресницы опущены ниц...
"На реках, на реках..." - и падает лист
Сквозь все эти годы, сквозь пламя и стон
На воду, на воду - и ей унесен.
2.
- Земля
Скрипит на зубах.
Соль белых рубах.
И движется Бог на трех воздушных столбах,
Столбах из огня...
Взгляни из окна -
Се - я, твой Господь, гряду, и - бойся меня...
- И камень
Воздвигнут на ней.
Стена из камней.
Желтая, плотная кладка - не осталось щелей,
Щели будут потом,
Отмыты вином,
Зацелованы, зашептаны просьбами к Богу о том,
Чтобы смерть
отложить
на потом...
***
Жить в холодной стране. Холоднее, чем эта.
И, мечтая о юге, ходить в канотье,
чуть прищурив глаза от белесого света,
отраженного в серой прохладной воде,
и жалеть, что судьба не кидает под ноги
гальку южных морей, палестинский песок,
и копить на поездку на море, убогий
урезая, учительский, хлеба кусок.
Старомодный, нелепый пиджак чесучовый,
стук бамбуковой трости о гладкий гранит,
да касается губ шелестящее слово,
да терновника куст пред глазами стоит...
Видно, холод рождает виденья такие.
Видно, воздух - прозрачный, бодрящий, живой.
Видно, жизнь такова - холоднее России,
то есть, надо понять - холоднее всего.
***
Правду сказать - занимаемся ерундой:
Сверху диктуют - снизу сидим, кропаем,
И, поглощенные радостью и бедой,
Думаем: тот, кто сверху - неисчерпаем.
Будто и впрямь ему отдохнуть нельзя,
Бросить бессонный шепот, прилечь, забыться.
Будто пустые, беспечные небеса -
Наша обычная справочная таблица...
Будем тогда, случайную мысль ловя
И скрежеща пером на манер Пророка,
Что-то такое выдавливать из себя -
Господи, как тоскливо и одиноко!
***
Смотри, смотри на них сверху, бегущих друг к другу долго,
но - никуда не сворачивая, жажду объятий для...
По глади античной амфоры, по узорным каминным полкам,
по створкам Эдем напомнившего соборного алтаря...
Они оживают медленно, развертывая постепенно
сквозь время, через пространство свой зачарованный бег.
Вдаль по лугам Сиенским (отметь в словаре - "Сиена"),
через холмы Тосканы (и их отметь в словаре)...
Смотри, смотри на них сверху, бегущих друг к другу навстречу,
протягивающих друг к другу руки, как символ встреч.
Они пробежали страны, моря, города и реки,
и лишь две стальные рельсы осталось еще пересечь...
На этом - падает занавес. Слышен лишь скрежет жуткий,
и день, окрашенный красным - легок, как детский всхлип,
и песок, еще утекающий в межпальцевые промежутки,
и стая идущих посуху членистоногих рыб.
***
Где-то у Господина -
Господа малых сих,
Где драгоценной глиной
Платят за малый стих,
Там, среди прочих, в ранний
Час неземных длиннот,
Реет сквозною тканью
График моих работ.
Там и отмечен строго,
Там и расчерчен весь,
Легкий мой труд у Бога -
Мусорщика словес,
Здесь же - несвязный лепет,
Косноязычный прах:
Слово - на небесах
Силу свою укрепит.
***
Над синим отрогом сосновой гряды,
Над озером светлым
Плывут, округляясь, Господни сады,
Гонимые ветром.
И там, наверху, в непонятной тоске,
Невнятно для слуха,
Гудит самолет, словно в белой листве
Запуталась муха.
А мы - две песчинки на теплой земле,
Меж прочих песчинок,
И дышит картошка в остывшей золе,
Пятная суглинок,
И легкая, пьяная сухость во рту,
Предвестник свободы.
И взгляд, будто шарик, скользит в пустоту,
В небесные своды.
Мы тоже когда-то узнаем полет,
Покорны закону.
Нас тоже когда-нибудь ветром прибьет
К небесному хору.
Нас туча омоет весенним дождем,
Нас небо подсинит,
И ноту, которую мы запоем,
Никто не осилит
Архангельское
Зеленым мхом покрылась белая стена,
И штукатурка осыпается без боя,
И кирпичей сырая плоть обнажена,
Так схожих цветом с перержавевшей землею.
Ступеней крошево, опасное для ног,
Ведет предательски в прохладный сумрак грота,
Где лук, отломанный от статуи Эрота,
Стрелой невидимой кольнет твой левый бок.
А ветер гонит прочь открыток старых глянец.
Их на скамье забыл когда-то иностранец,
Версалем русским очарованный без мер.
Изобразить бы все, хотя бы - на конверте...
Увы, так показать триумф руин и смерти
Когда-то мог один блистательный Робер.
* * *
На ладонях твоих - снега.
Жилки рек подо льдом застыли.
Переходишь по льду - Нева...
Стало быть, я еще в России.
А казалось, погиб давно,
Рассосался таблеткой мятной,
Под язык, словно под сукно,
Кем положенной - непонятно.
Медный колокол - медный грош,
Остальное вокруг - стальное.
Пробегает по телу дрожь,
Когда ты говоришь со мною.
А снега в пять минут - сойдут,
Разбегутся по рекам синим.
На крутом берегу - поют,
Стало быть, я еще в России,
Веткой ясеня там, в окне,
Заслоняя потоки света,
Я горю на лихом костре,
На костре воровского лета.
Синий дым отгоняет ложь,
Синий дым над речной водою...
Пробегает по телу дрожь,
Когда ты говоришь со мною.
* * *
Зеленый цвет у неба - не в почете.
Он - помесь синевы и желтизны,
Но зеленью - все почки на излете,
Все баловни апреля крещены,
И если вы хотите цвет весны -
То вы его на небе не найдете.
Как выпуклая линза собирает
Лучи в одну горячую иглу,
Так я аккумулирую, сгорая,
Твоих страстей веселую игру.
В зеленый луч все страсти соберу
И, может, вспыхну к середине мая.
Как бочка с нефтью, этот мир горюч,
И год еще - засушлив, по примете.
На небесах - ни облаков, ни туч.
К тому же, пламя раздувает ветер...
Перед пожаром люди на рассвете
Видали, говорят, зеленый луч...
* * *
В комнате весенней ночью - жарко.
Подойди к открытому окну.
Шепотом Эола дышит арфа
Рамы деревянной на ветру,
И орган деревьев, Бог высокий,
Начал, разгоняя зимний хлам,
Двигать победительные соки
По забывшим музыку стволам.
Хоровод Кастальский, пляска дрожи,
Тесный круг ветвей, теней и тел.
Такт - и ночь, два такта - ночь, и все же -
Чуть светлей, еще два такта - день.
Так лети же, музыка, над нами,
Золотой валторною трубя.
Всех нас понесут вперед ногами
Мимо тихо плачущей тебя
В ту страну, где ночью душной, липкой
Нет окна - дышать наперебой,
Вспоминать, что малою пылинкой
Ты осталась на земле другой.
* * *
Наверху - темнота, а внизу уже странно светло,
И калитки дрожат, ожидая последнего стука:
Это ангел весны, волоча за собою крыло,
Тихо входит в наш город уездный по улице Глюка.
Как забавно порой возвращение прежних имен:
Сорок лет ее улицей Бебеля звали покорно,
Только гипсовый памятник Бебелю ныне снесен,
Так что падшему ангелу здесь проходить не зазорно.
Он райкомовский сквер и почтамт на углу узнает,
И автобус-экспресс, проезжающий в Брянск из Полтавы...
Он когда-то отсюда вознесся на небо, но - вот
Обломали крыло и сослали назад для забавы.
А ему - наплевать: он поет, он идет налегке,
Лишь крылом задевая ограду, моргает от боли,
Да кусочек весны, что несет он в газетном кульке -
Как поклон землякам: пусть и те позабавятся, что ли...
Портрет девушки с флейтой
(из цикла «Четыре картины неизвестного автора»)
Перевозчика жду: пусть усадит меня, гордеца,
Познакомиться с Летой.
На холсте чуть намечен наивный рисунок лица,
Перечеркнутый флейтой:
Ты все время мне чудишься с флейтою около губ,
И, навязчивым ритмом,
Облака за тобою, как козы ручные, бегут
С замирающим криком.
Круглы камни Эллады, и сыра с вином торжество -
Результат неизвестен.
Деревянная дудка и дырочки - нет никого,
Кто бы смог этой песней
Приручить мое сердце, послать его снова в полет...
Ты сумеешь? - Поспорим!..
Исчезает виденье, но флейта поет и поет
Над сияющим морем.
Венеция
(из цикла «Воображаемые воспоминания»)
Ключ нащупав в кармане, откроем заветную дверцу,
И оттуда пахнет накопившейся за день слезой,
Влажным ветром канала и маской лукавою смерти,
И весенней грозой.
Все, что долго я прятал от мира, всплывает с морского,
Отягченного временем, сном и обломками, дна.
Повернув меня трижды в замке, выдыхает: «Я - дома!» -
И заходит она,
Беспечальная девочка, грозного моря Сивилла,
Заполнявшая в книге судеб роковые листы:
Обручалась с убийцей, лгала, королей низводила,
Подменяла весы...
Переменчивы ветры, и старый - не лучше, чем юный.
Палец, поднятый к небу, уловит их тайный напев.
И простерт от небес до земли над вечерней лагуной
Пламенеющий лев.
Мотыльки
Странные твари Триаса и Мела,
Гибель империй, рожденье цветов,
Челюсть, которой сжирала Кибела
Хамелеоноподобных богов -
Все отразилось в сознании нашем,
В легкой пыльце, пристающей к рукам.
Вот отчего мы так радостно машем
Тонкими крыльями вслед поездам.
Вот отчего мы живем только сутки -
Ибо так тягостен времени стон,
Что помутились бы наши рассудки,
Если бы дольше продолжился он,
Вот отчего недоступны мы горю,
Кровь холоднее и разум жесток...
Вечно стремящийся к темному морю
Слышит одно: как бушует поток.
Предупреждение малым кораблям
Как радостен был наш июль в городишке уездном!
За тем поворотом, где знак "Никуда не уедешь",
В гостинице "Космос" с крыльцом деревянным - о боги! -
Тебя на руках я вносил в этот номер убогий.
И губы сухие просили у неба напиться,
И небо губам отвечало спокойной запиской:
"Чуть-чуть подождите,"- и дождь начинался тревожно...
Неправда, что ближе, чем кожа, уже невозможно.
Когда-нибудь после, к небесному входу приблизясь,
Я вспомню опять (нет - губами почую) ту близость,
Как глаз фотокамеры, коей, шутя, ты снимала
Две утлые лодочки в час штормового сигнала.
* * *
Лето. Жара и томление духа.
В небе смеется полуденный бес.
Всюду идут поджигатели пуха,
Взяв зажигалки наперевес,
И над водой - язычками, мгновенно,
И по асфальту, мечась и треща,
Легкое пламя остатки вселенной
Не устает целый день поглощать.
Строки Овидия - высшая школа!
Сердце - закон и живым, и гробам!
Жарким огнем - не дыханьем Эола -
Страсть прикоснулась к открытым губам.
Веришь, что можно живыми остаться?!
Слишком большая у страсти цена:
Черные лужицы - пуха останки -
Это - сухие ее семена.
Магеллан
В каждом времени года
Есть удачные дни
Для отплытия вдаль
К неизведанным землям.
Горький ветер залива
Холодной рукой
Смоет лишние слезы
Со щек твоих ближних.
Брат мой, стой у подножия мачты
И выстрели в воздух,
Как только я крикну "Земля!"
Шпиль прибрежной церквушки,
Что зазубрен крестом,
Исчезает, с собою
Унося наше небо,
И останется только
Бесконечная даль
Среди возгласов черни,
Плывущей за счастьем.
Брат мой, стой у подножия мачты
И выстрели в воздух,
Как только я крикну "Земля!"
Я наврал тебе, слышишь,
О несчастной любви,
Королевском указе
И камнях драгоценных.
Мне не нужно открытий.
Лишь бы плыть в никуда,
Со щеки не стирая
Соленые брызги...
Брат мой, стой у подножия мачты
И целься мне в сердце,
Как только я крикну "Земля!"
Фразы
Маленькая Земля в углу Галактики.
Главная улица и пара газонов.
Газовый фонарь вздыхает во сне -
К нему привязана старая лошадь...
"В здоровом теле -
Здоровый дух!"
В местном театрике завтра - "Отелло".
Старый премьер репетирует роль.
Уже десятое тело статистки
Из дома выносят печальные слуги...
"Жизнь коротка,
А искусство - вечно!"
Докури сигарету - и пойдем домой.
Как видно, не будет других развлечений:
Убийцы - убиты, подонки - на дне,
Герои-любовники любят друг друга,
"И возвращается ветер
На круги своя ..."
* * *
Говорят - покинуть зал. Но - как же?!
Это - для других, а не для нас.
Может, что-нибудь еще покажут...
Может, не закончился сеанс...
Может быть подсказкою, намеком,
Окликом задержат у дверей?
Нарисуют схему Ориноко?
Выведут диковинных зверей?
Нет? - Ну так хотя б - не торопиться,
Только глянуть в щелку между штор:
Там уже - совсем другие лица,
Фильм иной, актеры, режиссер,
И, гордясь минутой передышки,
С тем же счастьем, мукой и тоской,
Смотрят ленту новые мальчишки,
Леденцы упрятав за щекой.
* * *
Ну зачем
Ты говоришь "весенний кризис", "обострение", "бред"
-
Ведь вот оно,
Ведь ты же слышишь это радио, которого нет?
Ведь вот они,
Все те же звуки из под чудной алмазной иглы,
И голубые колонны-стволы,
И каждый ствол мне звенит свою ноту...
Я не пойду на работу,
Я буду петь безголосые песни свои,
На том ветру, на котором мы рядом стоим,
И говорить о высоком,
О том, что "щедро поила березовым соком",
Еще - о том, что "соловьи, соловьи..."
Всех нерожденных детей на три секунды моложе,
Оно - все то же,
И не меняется с течением лет,
Вот это радио, которого нет,
Вернее - есть, но - только шепот из темени,
Где "Прослушайте сигналы точного времени..."
Означает - "Да будет свет!"
Вода I
Когда из душных городов
Они спешат ко мне на зов,
Заслышав дальний гром,
Я влагу зыбкую свою
По капле каждому даю -
Зови меня дождем.
Когда под утро дождь затих,
И капель пролитых моих
Следы ушли в песок -
Потрогай влажную траву
И вспомни, как меня зовут:
Зови меня росой.
Когда вступаешь в жизнь мою,
То знай - ты вечно на краю,
Меж счастьем и тоской.
Река не помнит ни о чем.
Река играет и течет.
Зови меня рекой.
Вода II
Вода принимает форму
В которую налита.
Вода говорит невольно
О чем мы молчим всегда.
Весь мир для нее - игра.
Когда ты откроешь кран -
Ты выпустишь жизнь на волю
Струится она поет
Уснуть тебе не дает
Хотя ты и стар и болен
Так пусть же она течет
Меж рощ полей колоколен
Изгибам утратив счет
Хостинг проекта осуществляет компания "Зенон
Н.С.П.". Спасибо!