Поэт

Поэт... Согласие противоречий. Ошибка природы, состряпавшей микс на основе Философа, Музыканта и Клоуна. Не-актер собственной не-жизни. Изначально не-вы-жи-ва-ю-щий... Голова Орфея, плывущая вниз по реке. Вниз - это от Истоков к Устью, от Здесь к Там. Здесь - Родина, Дом, Семья. Здесь - любят и ждут. Здесь - тело, обливающееся кровью. Там - это Там. Мировой Океан. Дух. Бог. Из него все проистекло, в него все впадает. Принципиальная невозможность достичь Там. Ход плавания нарушает вылавливающая рука Сафо-Песни. Потом она влюбляется в юношу, голова которого увенчана маками, и бросается со скалы Вниз, то есть в Океан. То есть Вверх. Небо опрокидывается вверх дном - все возвращается на круги своя. "И подумал Бог, что это хорошо..."

Поэт... Вечный чужой среди своих. Вечный чужой среди чужих. Протестант мира, его Реформация никогда не заканчивается, потому что не против чего не протестует. Нельзя же протестовать против всего! Большое Накануне Конца. Третий звонок на трагифарс. "Господа, Апокалипсис начинается - просим!" Дитя пограничья, неизлечимый маргинал, спорщик - не со временем! - с самим собой. Атеист среди верующих и богослов среди материалистов. Интеллигент на фоне профанов и мещанин среди снобов. Для националистов - космополит, то есть - настоящий патриот. Оранжевое бельмо на синем глазу. Голубое небо над полями моркови. Поэт - это "Бей его!" в оба уха.

Поэт... Не дай Бог полюбить Поэта! Не дай Бог полюбить - Поэту. Голова его Музы всегда увенчана маками. Муза, музыка, музон... Попса из радиоприемника. Поэт творит свою Музу, как Бог творит мир, - из ничего, одним только Словом, и любит ее так, как Творец любит свое Творение. Сжигать Содом и Гоморру, чтобы затем умереть за них на кресте...

Поэт и Поэтесса - это как Ромео и... Ромео - противоестественно. Спешная Дружба. Рукопожатие на морозе. "Как Вы прекрасны! - Что? - Как Вы прекрасны... - Что?! - Как Вы безобразны!" Спутники Поэта... Люди, которые - кто сказал, что его недостойны? Люди, которых он недостоин. Поэты жизни рядом с ее графоманом. "Его жена прекрасно готовит! А он? Вы слышали, а он..." Помолимся за спутников Поэта!

Поэт... Он не понимает, что такое рифма, потому что никогда не сочиняет стихов. "Сочинять" - это сидеть и сочинять. Поэт никогда не сидит. За письменным столом - плавает его тело. Истерзанное туловище Орфея, от которого убежала голова. Поэт никогда не сочиняет стихов, потому что стихи сочиняют Поэта. У Поэта - отвратительная проза. Как может быть хорошей Псевдоморфоза Поэзии? Ребенок, надевший мамино платье. "Очень мило, но стихи у вас гораздо лучше." На три размера больше. Рукава романа свисают, как сопли Пьеро. Покупать на вырост? Какая недальновидность! Ребята, оставайтесь в Царствие Небесном!

Поэт... Не давайте Поэту пистолет: он убьет Бога! А потом, дурачок, будет плакать, каяться и просить прощения у человека. Не прощайте. Бог его давно простил: Бог и Сам - Поэт.

Поэт - Сам. Сам, это когда все рядом, ведь "рядом" предполагает "на расстоянии". Дистанция, сворачивающаяся в мертвую петлю на шее Поэта. Одиночество начинается со сближения.

Поэт... Разногласие созвучий. Шедевр природы, не допускающий кровосмешения. Голая чистота. Жизнь, играющая своего актера. По определению - живая. "Живаго". Река, влекущая голову Орфея вверх. Исток становится Устьем, Поэт возвращается Домой - к Богу. Не-стук в не-закрытую дверь. "Можно? - Нельзя. - Можно?! - Нельзя! - Нельзя?.. - Можно!"

 
Не пишется

... Я приготавливаюсь долго, слишком долго, оттягиваю момент, протираю тряпочкой монитор, поглаживаю его острые плечи, похожие на плечи разлюбленной девочки, сдерживаю на поводке рычащий момент Начала...

Я приготавливаюсь для того, чтобы избавить самого себя от осознания, что за Началом не последует ничего. Кроме Конца, разумеется...

Сегодня вечером мой друг прислал мне письмо, в котором с неловким достоинством, свойственным всем смиренным гордецам, объяснял мне, почему он не пришел на инициированную им же встречу, не отвечал на мои многочисленные послания и в моих поэтически гиперболизированным глазах "проигнорировал меня как духовную единицу". То, что "очень много работы и продохнуть просто-таки некогда" - это можно было и не писать. Более достоверную причину действительно трудно придумать. И я не иронизирую.

Достоверно - не значит истинно.

Достоверной является суета сует, рутина, текучая повседневность, засасывающая воронка забытья, образованная "неотложными делами", наличие которых не позволяет вспомнить нам отсутствие самих себя.

Истинным является то, что мы не можем вспомнить.

Моему другу не пишется. Я догадываюсь, что он думает по этому поводу. Он, незаметно для собственного достоинства, задается вопросом: отсутствие вдохновения - показатель, чего, чего?.. Того, что силы истощились? Того, что "жизнь заела" и "нет настроения"? Того, что "тайны закончились"? Того, что сердце, "которому не хочется покоя", стало вдруг биться адски спокойно? А может быть, - "нет, не хочу даже думать, я ведь научился терпеливо и мужественно смотреть в лицо Уделу", - а может "не пишется" - это "уже больше не напишется?.." Вот, наконец-то, выговорено. И тот последний листок утерянного в Экклезиастовой спешке черновика - это все, что было. Тогда еще было... До того момента, когда Бог перестал выдуваться из мартовской дудочки.

Конечно, он так не думает. За него думаю я. Он говорит, что я "все принимаю близко к сердцу". Смотрит через стол. На столе - книга. Ее присутствие успокаивает и подкрепляет в собственной правоте. Кого? Меня? Его? Нас?... Улыбается иронически и чуть насмешливо, как улыбаются втайне робеющий. Это правда. Наивная, истеричная дурочка, экзальтированно реагирующая на "мелочи", я с неожиданным довольством отмечаю: если бы я не была таковой, вернее, когда я не являюсь таковой, мне НЕ ПИШЕТСЯ,

Что такое "пишется"? По-моему, поэт - это тот же портной: у него должна быть ткань и навык держать иголку и делать разные модификации стежков. Рифмовка - навык. Умение накладывать друг на друга словесные швы. Долгое отсутствие практики притупляет или ослабляет навык, возобновление которого - всего лишь результат временного напряжения сноровки.

Что есть ткань в этой швейной мастерской? Если поэт - мастер, а навык - возобновляем, значит, именно от ткани и зависит весь процесс письма. Нельзя шить пустоту. Вернее, можно, но только в том случае, если даже она, пустота, каким-то непостижимым образом субстанциируется и станет Тканью.

Ткань - чувство жизни. Это ни с чем не сравнимое, никогда дважды не повторяющееся - вращающееся колесо - горный поток - слияние капель в Мировом океане, - дающее тебе подтверждения Бытия Иного. Не важно, что является его источником: контуры иконы, завитки колонны, руки мужчины, глаза женщины, смех ребенка, шлепанье капельки по холодному носу от удара растворяющегося в садовый омут веток окна... Чувство жизни рождается от боли, ею причиняемой, питается любовью к ней и угасает от неумения с ней здороваться.

Поздоровайся с жизнью за руку, браток! Похлопай ее по плечу. Прикуси ей губы при поцелуе. По-весеннему. По-есенински.

Однажды, когда мне было слишком мало для покоя и слишком много для счастья лет, мой друг сказал обо мне, что я "слишком земная девушка". Чувство жизни, которое распирает меня сейчас, в час ночи, за написанием этого рассказа, вынуждает меня еретически возражать тому, кого мое испуганное подсознание считает Догмой правоты.

Так вот, Платон, дружище, ну не виновата я, что "Истина дороже"!

Ты ошибаешься, как ты "тупо" (как "другие", но ты не они, не они!) ошибаешься, потому что, - по счастливой ли неопытности своей, или по несчастному своему патриархальному недомыслию (не кривись), - не знаешь, что именно такое есть - "земная женщина". Скажу. "Земное" в женщине проявляется либо в чисто женской "заземленности" на имущество и хозяйство, либо в чисто мужской "приземленности" на пороки и страсти. Ни гедонизма, ни мещанства никогда не было во мне в таком очевидном избытке, чтобы об этом можно было сказать "слишком" (честно говоря, мне кажется, что во мне вообще этого нет, но заявить такое - это невольно возгордиться и тотчас это заиметь).

Друг мой, призывая тебя почувствовать жизнь, я вовсе не соблазняю тебя на всяческие грехи, как бы говоря: "Танцуй, пока молодой, мальчик!" Любой танец хорош до тех пор, пока в его вихре мы не забываемся настолько, что начинаем отдавливать ноги наших соседей. Мозоли ближнего - критерий, позволяющий отделить танец от боя. Такой размытый критерий... Такой четкий...

Жизнь - война. Любовь к жизни - источник мира. Люби ее. Ибо, когда ты не обучаешься заново любить жизнь, пустота, образованная обыденной толчеей, не становится Тканью, а Ткань - Словом. Посмотри вокруг, - и если ты тотчас же не заметишь той дурацкой вещи, что небо - голубое, деревья - зеленые, розы - красные, дети - всех цветов радуги, а я в тот день, в который ты проигнорировал встречу, принесла тебе пирожное, покрытое, если верить рекламе, "нежной кокосовой стружкой с миндальным орешком в кремово-вафельной начинке", -- брось в меня камень. В Магдалину можно. Ха-ха.

... Господи! Спаси и помилуй мя грешного! Не введи в искушение да избави от лукавого! Приумножь мои страдания, чтобы посредством их я очистился и возвысился до великого таинства явления Небесной любви в моей Земной жизни.

... Я приготавливаюсь долго, слишком долго, оттягиваю момент, протираю тряпочкой монитор, поглаживаю его острые плечи, похожие на плечи любимой девочки, сдерживаю на поводке мурлыкающий момент Начала...

Я приготавливаюсь для того, чтобы обрадовать и одарить самого себя осознанием, что за Началом последует Продолжение...

 
Обитание

Небо опрокинуто вверх дном.
Небо, опрокинутое в дом -
Странный дом: Собор или Содом -
Бесприютный и бездомный дом.

Перекати-поле, горе-дом,
Море-дом; дом, списанный на слом;
Дом, в который ударяет гром,
Дом-разгром. Дом-омут. Дом вверх дном.

Небо в дом - и вдребезги стекло.
Широко гляжу: кругом светло.
Всем столетним сумракам назло
Дом, как снегом, светом замело.

Залило по самые края;
Дом, отвергший правду короля
Ради полуправды в три стиха
(дом, в котором ждали пастуха).

Небо в доме. Дом на небесах.
Дом, в котором воскресает прах
(Тот, шепнувший Лазарю: «Дыши» -
Парусным дыханием души).

Сумасшедший дом: сошел с ума.
Что ему соседние дома?
Дом, в котором даже я сама,
Как в тюрьме, - прекрасная тюрьма.

Правды две. Две истины из двух:
То, что Дух есть Дом, а Дом есть Дух.
Дом без камня - только внутрь и вглубь -
Небо, опрокинутое в грудь.

 
Кардиограмма

Удар - еще удар - подъем - и спад.
Артерии американских горок.
На белом-белом, безупречно голом
Листе бумаги - разом рай и ад.

Вся суть - в руке. Весь маятник души -
Под крохотной извилиной запястья.
Страдание так сильно любит счастье,
Что может, обнимая, задушить.

Ни капли лжи. Взнуздали проводки.
Они от нетерпенья бьют копытом
О землю, полоумную от пыток
Кромешной, кисти Байрона, тоски.

Назад - нельзя. И медленно - рысцой.
Удушливо от собственного веса.
И Творчество - большое, как профессор, -
Снимает мерки с вежливым лицом...

 
Весна от Пиросмани

В кромешной зелени - мостовая.
У сонных окон глаза зевают.
На небе солнце крутым желтком.
Я и не думала о таком.

Господь родился, и в люльке веток
Его, как птицу, качает ветер.
Застряло время в объятьях арок.
Оставил будущее в подарок.

Смотрел, не щурясь. Ушел, не глядя.
По жухлой шерсти собаку гладил.
У всех движений украл по ритму.
У всех прохожих - по Маргарите.

Верблюд с поклажей таранит дали.
Ребенку куклу на праздник дарят.
Весна сусальная режет глаз...
И где-то счастье живет без нас.

 
После боя

                  Посвящается Клавдии Шульженко

Мой брат по ангельскому чину!
Мой родич по другому тесту!
Не может женщина с мужчиной
Дружить без всякого подтекста.

Играть в войну на поле брани.
Маячить под обстрелом сути.
Я - твой солдат, я в сердце ранен.
Мой командир, не обессудьте!

Не применяю злые чары -
Не принимаю грешной страсти.
Любовь - духовное начало:
Ее не разложить на части.

Созвучие рождает дружбу,
А дружба музыку рождает:
Попытка песни - безоружна
И никого не побеждает.

Как та, о зареве пожарищ,
С окопов - в анфилады Рима...
«Давай закурим, мой товарищ!»
Давай закурим, мой любимый.

 
Письмо к читателю

Временем, которым мне странствовать
По пропастям - в целость,
Сквозь бесконечность пространства -
К воображаемой цели.

Именем, которым мне властвовать
В пределах своих возможностей:
Дотягиваясь до ласточек,
Сгибаясь до подорожников.

Пламенем, которым мне выгореть
В свечке перед иконой,
Выбори меня, выболи меня,
Милый мой незнакомый.

Выпеленай меня - маленькую,
Заплаканную, незлую -
Знаменем, которым мне смахивать
Слезы от поцелуев.

Бременем, которым меж душами
Кладется дорога к раю...
Жду тебя, навстречу идущего,
Кровинка моя вторая!

 
Интеллигенты

Растерянность или дерзость?
Что церковь, что шапито.
Уверенность: «Надо делать
Хоть что-нибудь. Только что?»

Позерство вповалку с правдой.
Усталость от полудел.
Мы - ровные среди равных.
Мы - призраки среди тел.

 
My way

Плач, застревая в горле гранитной глыбой,
Не превратился в песню, а мог бы, мог...
Я научилась плакать среди улыбок
И не пускать их ближе, чем на порог.

Где-то на грани «трогайте» и «не троньте!»,
Там, где боится тени своей звезда,
По холостому выцветшему перрону
Маются воем дальние поезда.

Ночь тарабанит в стекла кривых гостиниц:
Двести рублей - за пару часов любви.
Сердце свое, засохшее, как гостинец,
Молча несу в бутылке из-под крови.

Мой собеседник помнит меня по взгляду,
Запаху кофе и атрибутам сцен.
Ссориться с Богом - глупо и неприглядно:
Щупая средства, - не распознаешь цель.

Прошлое, как развенчанная держава,
Курит тоску во дворике за углом.
Снова чужие дети берут за жабры.
Острая жалость. Нежная грусть. Облом.

Вечное чувство вечного перепутья:
Боязнь оглядки, едкое «впереди»...
Суть - очевидна. Знать бы: а что за сутью?
Скоро ли утро? И почему дожди?..

 
Колокол

Мой родной, намечтанный, высокий -
Белый звон за синею рекой!
Побегу - душа в рогожку ссохлась -
Выпить твой обманчивый покой.

Подсоблю ведерцу и водице
Слиться в золотое болеро;
Мне с тобой единственным водиться,
Словно в детстве, мудро и светло.

Я внимаю ласковому хрипу,
Только, чу: зовут меня домой.
Я тебя не выложу на рифмы:
Обойдусь бродяжьею сумой.

Завтрашний, сегодняшний, вчерашний:
Ежедневный звук - моя родня.
Мне с тобой единственным не страшно
В ожидании седьмого дня.

 
Правда

                  Блаженны алчущие и жаждущие правды,
                  ибо они насытятся [Мт.5:6]

Над небом высящимся
Стаи
Седых ворон.

Березы-висельницы
Встали
Вдоль всех дорог.

Сквозная, радостная,
Божья,
Виват, гроза!

(Когда оправдываться
Ложью
Уже нельзя).

Звать опрометчивостью
Нежность,
Сжигать дотла...

Боль междометиями
Снежить,
Чтоб не сожгла.
Слеза неряшливая:
Чувство
Убитых прав...

Перенапрягшиеся -
Чур их! -
Глаза в рукав.

Даль перевалочная -
Глыбы -
Глаза. Огни...

Блаженны алчущие,
Ибо,
Ибо они...

 
После спектакля

                  По мотивам пьесы А.Н. Островского "Доходное место"

Ни роз, ни грез, ни поз уже не потяну
И не сумею убедительно заискивать.
...Он был философ и не мог кормить жену:
Он Текст писал, - и это выглядело искренне.

Пока друзья ходили в бизнес аты-батами
(Он отказался бы, - но не позвали, жаль!..),
Он на пяти работах столько зарабатывал,
Что Джорджу Байрону хватало на печаль.

И пусть с мамоной все сношались за стеклом,
И пусть политику все гладили по вымени, -
На радость все, на зависть всем (или назло)
Наш мир менял его на мелочи не выменял.

...Мы ссорились с начала дня: сначала простенько,
Потом - садистки изощренно, а на семь
Пошли в театр, на комедию Островского,
На радость всем, на зависть всем, назло им всем!

Там был актер, как Дионис, красноречив:
От всех забот - один катарсис нам останется;
И наш родной, на два рубля, речитатив,
На сцену с кухни соскочив, звучал, как таинство.

И мы глядели, напряженно, как на диспуте,
На самый древний поединок двух начал:
Искусство, символ, сцена - робкая единственность,
Где мир идей одолевает мир менял.

И ближе к ночи - он и я - пошли домой
И по дороге растеряли мысли задние...
«Весь мир - театр» - только твой и только мой.
Спектакль кончился.
                    Объятья.
                            Губы.
                                    Занавес.

 
Россыпи, или Апокалипсис

Жизнь, как пулеметчица Анка,
Бьет по анекдотическим целям.
Старый обескураженный ангел
В небе.
Солдаты на авансцене.

Вымыслы, промыслы,
Падшесть, пестрость,
Бред,
Апокалипсис суеверий...
Жизнь, которую не доперла
И никогда не допру, наверно.

В узком предбаннике равнодушья
(Может, чистилище? Может, выход?)
Чувствую, как сквозь Божью дудку
Вместо дыхания хлещет - вихрь.

Рифмы, как улицы, с голым горлом
Скачут (вслед с окон: «Надень косынку!»)
Необоснованное, как гордость,
Здание песни моей,
Рассыпься!

 
Пуща-Водица (этюды)
Пролог

Ты помнишь одноразовую ложку,
Которую мы там с тобой купили,
Чтобы размешивать большое счастье
В стаканчике из пластика, под вечер,
Во время ритуала «чай - конфеты»?
Ты помнишь, так она и провалялась
На холодильнике возле кровати:
Настолько наше счастье было сладким,
Что сахар растворялся произвольно...
Ты помни, я ношу ее отныне
В соседстве с ладанкой в рабочей сумке...

http://grustno.hobby.ru/
 

Хостинг проекта осуществляет компания "Зенон Н.С.П.". Спасибо!